Нет, она всё время пребывала где-то на периферии внимания, не выбиваясь в темы-лидеры, но и не исчезая. Как фон, как тихо повторяемый и потому не замечаемый сознательно текст. Как двадцать пятый кадр. И оттого действовала скорее на подсознательном уровне.

Педалируемая маргинальными медиа и СМИ, которые ассоциируются с некоторыми политическими силами, она, тем не менее, регулярно пробивалась в СМИ респектабельные и неангажированные. Или, по крайней мере, имеющие такую репутацию. Опубликованная в достаточно авторитетном интернет-издании статья «Узники нового режима» стала ярким и показательным примером того, как создаётся и «раскрывается» эта тема. Эта публикация в концентрированном виде содержит едва ли не все используемые в освещении темы приёмы.

Начнём с заголовка — хлёсткого и не оставляющего сомнений: не заголовок, а приговор. И вдобавок он содержит слово «режим», традиционно имеющее в ненаучных публикациях ярко выраженный негативный смысл — как, впрочем, и слово «узники». Но что такое заголовок? Это, по идее, концентрированный вывод, суть того, что в «теле» материала будет изложено подробно. Ввиду этого заголовок лучше всего запоминается, лучше всего оседает в сознании читателей. Более того: заголовок задаёт ракурс, угол зрения, под которым читатели будут воспринимать всё написанное в материале. Известный приём российской пропаганды: сам текст может быть абсолютно нейтральным, а то и позитивным, но негативно окрашенный заголовок заставляет воспринимать всё написанное в негативном ключе. Заставляет видеть в тексте смыслы, которых на самом деле в нём нет. Неадекватный заголовок — один из способов внеаргументационного воздействия на аудиторию, и воздействия очень сильного.

Увы, заражённые вирусом ненависти — вполне в стиле российской пропаганды — заголовки-приговоры стали настоящим поветрием в украинской журналистике. Так неужели правы те, кто считает, что Украина — это всего лишь Россия в зеркале, Россия наоборот? Увы, медиа очень часто — слишком уж часто — подталкивают именно к такому впечатлению.

Но перейдём к тексту. Простите за обширную цитату — это вступление, вводный абзац: «Их называют политзаключенными, жертвами режима. Cкорее всего, часть из них не совершала ничего из предъявленного, и дела были сфабрикованы. При этом не исключено, что некоторые из этих людей действительно совершили злодеяния, в которых их обвиняют. С учетом того, как действует Фемида в Украине, по-прежнему коррумпированная и лицемерная, понять, кто виновен, а кого подставили, практически невозможно. Доверять? Но кому: обвинению или защите? Решать читателю». В подводке упомянуты «активисты, волонтёры и бойцы АТО, которые оказались за решёткой с марта 2014 г., после смены власти в Украине, и сидят до сих пор». Сравните для начала выражения «скорее всего» и «при этом не исключено» — и вы сразу поймёте, к какому выводу вам предлагают склониться. И только ли кажется, что выражение «часть из них» указывает на большую вероятность, чем слово «некоторые»?

«Решать читателям» — кому доверять... Только вот достаточно ли для этого данных? Краткая канва каждого события, краткие данные об обвиняемых — с упором на членство в тех или иных политических организациях, столь же краткие данные об инкриминируемых статьях Уголовного кодекса — вот и всё. Да, ещё фотографии арестованных — выглядит так, что «решать» читатели, доверять ли обвинению или защите, должны путём упражнений в физиономистике.

Между тем для того, чтобы признать человека преследуемым по политическим мотивам, нужна самая малость — как минимум иметь доказанными эти самые политические мотивы. А вот этого в статье как раз и нет — ни малейшим намёком нет. Факт членства обвиняемого в какой угодно политической организации доказательством не является — в противном случае в Уголовном кодексе необходимо чёрным по белому записать: лица, состоящие в организациях политического характера, привлекаться к уголовной ответственности не могут. Или же нам предложено уверовать, что ни один член «Правого сектора», «Белого молота», ВО «Свобода» (именно об их членах чаще всего речь в статье) и других организаций не может совершить преступления по определению; что это какие-то особые люди, набранные из некоей стерильной среды?

На общем фоне информации о политзаключённых интервью с правозащитником Евгением Захаровым на «Медиасапиенсе» расставляет многие акценты — но и оставляет немало вопросов. В частности, по поводу резонансного дела Анастасии Леоновой правозащитник отметил, что её адвокаты не сообщали ему о применении к ней пыток и иных недозволенных методов воздействия. Трудно вообразить причины, по которым адвокаты могли бы скрывать подобные факты от известного правозащитника — и не означает ли это, что заявления самой Леоновой о пытках снижают доверие ко всему, что она заявляет?

Одно из основных правил журналистики — ничего не принимать на веру. Или в эпоху журналистики копипейстинга оно уже неактуально? Но дело в том, что в публикациях о политзаключённых мы очень часто наблюдаем это самое принятие на веру слов одной из сторон — отнюдь не нейтральных сторон.

Беда материалов о политзаключённых — в неопределённости (а точнее, в отсутствии в материалах определения) понятия, что приводит к весьма произвольному его толкованию, подмене проблем и сваливании в одну кучу разных по сути своей фактов. По установившейся практике, политзаключёнными принято считать две категории лиц. Первая — политики или политические активисты, осуждённые за преступления (или арестованные по подозрению в преступлениях), которых на самом деле они не совершали. Яркий пример — Надежда Савченко. Вторая категория — политики или политические активисты, осуждённые за деяния (или арестованные по подозрению в деяниях), которые они совершали и которые Уголовный кодекс квалифицирует как преступные, — но сама эта квалификация является антиправовой и нарушает права человека. Пример — советские диссиденты, осуждённые за «антисоветскую агитацию и пропаганду».

Если политик или политический активист осуждён за преступление, которое он действительно совершил (или арестован по ОБОСНОВАННОМУ подозрению), — можно ли называть его политзаключённым? Даже если другие за совершение аналогичных преступлений не подвергаются наказанию, речь можно и нужно вести о выборочном правосудии («друзьям — всё, врагам — закон»); само понятие «политзаключённый» в данном случае не по теме. Если к политику или политическому активисту применялись пытки, имело место нарушение установленных процедур, затягивание пребывания под арестом, содержание в СИЗО по обвинению в малозначительных преступлениях, но это является не специальным исключением, а обычной и обыденной для правоохранительных органов практикой — речь, скорее, нужно вести о преступности правоохранительной системы, а не о политзаключённых.

В деле Коцабы, о котором говорил в интервью Захаров, важно вот что: во-первых, действительно ли действия обвиняемого привели к тем последствиям, которые ему инкриминируют, есть ли между ними причинно-следственная связь? И, во-вторых, являлись ли эти действия выражением мнения или подстрекательством к совершению преступлений другими лицами — а если даже были подстрекательством, то именно его ли Коцабе вменяют в вину? Без этих подробностей всё изложенное остаётся только принимать на веру — или не принимать. А в подавляющем большинстве СМИ в подобных «мелочах» никто не копается.

Но вернёмся к «Узникам нового режима». Говорите, политические заключённые? А в чём политическом замечены нападавшие в прошлом мае на автозаправочную станцию в Киеве? А вот в чём: «Завязалась погоня, во время которой преступники застрелили двоих сотрудников милиции, еще трое получили тяжелые ранения. Позже выяснилось, что погибшие милиционеры были экс-беркутовцами, которые атаковали "Автомайдан" в Крепостном переулке». Хорошо, признаем это политической акцией. Но почему завязалась погоня? Вот шли люди по улице и вдруг встретили экс-беркутовцев? Нет, началась погоня с того, что «неизвестные в масках с оружием напали на автозаправку в Киеве, ранив сотрудника и забрав деньги из кассы». Так это тоже была политическая акция? То есть, получается, что любой гражданин Украины в любой момент может стать случайной жертвой «политической деятельности», и это нормально, так и должно быть, и в этом и состоит наша светлая перспектива? Что-то не хочется такой перспективы.

Герои Майдана, герои АТО... Да, герои. Но разве не кричат СМИ о том, что война травмирует психику? Что, переступив порог, за которым человеческая жизнь перестаёт быть священной, далеко не каждый может потом перешагнуть этот порог в обратном направлении? Что, осознавая себя героем, человек может считать, что вправе казнить и миловать по своему усмотрению? Существует и обратная связь, много раз описанная в литературе: война требует людей агрессивного и авантюристичного склада, нередко такие люди становятся на войне героями, но вернувшись к мирной жизни... Знаете, что лично для меня стало наибольшим разочарованием после Майдана? То, что признанные борцы с коррупцией, как оказалось, далеко не все сами чисты на руку. Что у некоторых пламенных борцов за демократию, как оказалось, демократия заканчивается там, где заканчиваются слова и начинаются действия: действовать по демократическим правилам сами они не согласны. Что некоторые известные борцы за торжество права сами себе, как оказалось, позволяют грубый произвол. Нет, все они что-то говорят в своё оправдание — что-то высокое и патриотичное. Вот так же и герои: где написано, что все они как на подбор — образцы благородства и законопослушания?

Бездумный, поверхностный подход к освещению неоднозначной темы, навешивание ярлыков до окончания не то что суда, а даже следствия внушают аудитории весьма опасные убеждения. Убеждение, что если преступление совершил политический активист, то этот факт якобы автоматически переводит событие из правовой в политическую плоскость. Что политическим активистам дозволено всё. А ещё убеждение, что политика — это насилие, что якобы насилие в политике вполне допустимо. А ведь политический экстремизм — это тоже политика! В конце концов, парижские террористы совершали свои злодеяния по политическим убеждениям и ради высоких политических целей. А теперь их ловят и арестовывают. Вот же они — политические заключённые! Нет, я отнюдь не ставлю на одну доску людей, о которых написано в рассматриваемой статье, и парижских террористов. Но если уж быть последовательными, то давайте ими быть.

А теперь внимание. Как, вообще-то, принято называть политический режим, практикующий политзаключённых? Правильно: хунтой. Именно это, не произнося самого слова «хунта», по факту и пытаются внушить нам материалы СМИ, в которых эмоции заменяют доказательства. Следует ли дальше спрашивать, кому это выгодно? Да не просто выгодно, а очень облегчает жизнь. Российским пропагандистам не нужно ничего выдумывать — просто ссылаться на украинские же СМИ и вдалбливать аудитории: хунта, хунта, хунта! И никакой «стоп-фейк» их за руку не поймает: всё честно, действительные ссылки на действительные публикации украинских СМИ, никакого мошенничества!

Подчеркну: если бы — если бы! — в этих публикациях содержались пусть даже не доказательства, а хотя бы обоснованные подозрения в наличии фактов уголовного преследования по политическим мотивам, было бы совершенно наплевать, что там скажут россияне: отечество в опасности, а всё остальное вторично. Но их, доказательств и обоснований, нет. А есть поза — поза непримиримого борца, и не имеет значения, борца с чем именно: главное, что непримиримого.

И очень хотелось бы верить, что за бездоказательным муссированием темы якобы политических репрессий, за нагнетанием страстей в ожидании социального взрыва стоят только лишь самопиар, желание СМИ показать себя ах какими р-революционными, а также страсть к «сенсационности» любой ценой — и ничего более. И кстати: на сайте организации «Хьюман Райтс Уотч» https://www.hrw.org/ я не увидел материалов о политзаключённых в Украине. Это, конечно, не является доказательством, что их вовсе нет и в принципе не может быть, но очень авторитетная международная организация не видит в этом системы и системной опасности.

Борис Бахтєєв